Наука, религия и выдающиеся эволюционисты ХХ века

05.06.200756470
Эволюция была их божеством

Особый интерес в рамках темы взаимоотношений науки и религии представляют взгляды трех выдающихся мыслителей, биологов-эволюционистов ХХ в., не побоявшихся предложить свои интерпретации этических и гуманистических аспектов как достижений науки в целом, так и эволюционной теории, свое понимание соотношения этой теории и религии, свой общекультурный и общечеловеческий «эволюционный синтез».



Двое из них, русский и затем американский генетик Ф.Г. Добржанский и английский зоолог Дж.С. Хаксли, были (вместе с С.С. Четвериковым, Э. Майром, Дж.Дж. Симпсоном и целым рядом других выдающихся ученых) создателями современной эволюционной теории, а их книги – «Генетика и происхождение видов» (1937) и «Эволюция. Современный синтез» (1942) – по праву считаются классикой эволюционной биологии ХХ в. Третий, французский палеонтолог, священник, теолог, член ордена иезуитов Пьер Тейяр де Шарден, получил научную известность как один из первооткрывателей синантропа.



Если Хаксли, как и американский палеонтолог Дж. Дж. Симпсон, был против каких бы то ни было попыток «слияния» или соединения эволюционной теории и религии, то и Тейяр де Шарден, и Добржанский выступали за некий синтез религии и эволюционной теории, в надежде, что такой синтез пойдет на благо науке, религии и человеку. При этом концепция Тейяра де Шардена оказалась близка к представлениям не только Добржанского, но и Хаксли, который во вступлении к английскому изданию книги «Феномен человека» отмечал значительное количество совпадений между своими взглядами на эволюционные проблемы и взглядами автора.

Концепция Тейяра де Шардена

Что же привлекало Хаксли и Добржанского в теории Тейяр де Шардена? Ответом может служить запись Добржанского в его дневнике от 15 августа 1958 г.: «Читал книгу Teilhard de Charden, Le Phenomen Humain. Он сказал многое, что тоже хочу сказать. Прежде всего то, что эволюция мира, жизни и человека есть единый процесс миротворения». Добржанский увидел в концепции Тейяра попытку вновь «поднять» человека, вернуть ему ценность и смысл жизни, свое место и предназначение в мире. Вот почему он неоднократно цитировал знаменитое высказывание последнего о том, что человек больше чем центр мира, он – стрела, устремленная в будущее, ось всей эволюции. В концепции Тейяра де Шардена человек в ходе эволюции – и прежде всего благодаря прогрессу науки – постепенно становился духовным, смысловым центром мироздания.

Именно эта грандиозная, впечатляющая, внушающая надежду и оптимизм картина и породила массу почитателей и последователей Тейяра де Шардена во многих странах, огромное море литературы, несколько периодических изданий, обществ и ассоциаций, наконец, само понятие «тейярдизм».

Но хотя оба ученых и верующих человека, Добржанский и Тейяр де Шарден, выступали за сотрудничество, союз науки и религии, соотношения сторон в этом союзе они определяли по-разному.

Добржанский, православный верующий, регулярно посещавший церковь и молившийся, тем не менее в своей концепции отдавал предпочтение науке. По Добржанскому, именно наука, а не религия, играла и играет главную роль в культурной эволюции человека: «Наука радикально изменила идеи человека о мире, в котором он живет. Что, возможно, наиболее важно, наука изменила представление человека о самом себе».

Более того, в некоторых своих научно-популярных работах Добржанский выступал как критик религии, противопоставляя религиозной концепции человека концепцию эволюционную, дающую человеку реальную, а не иллюзорную надежду и реальные средства превращения человеческой мечты в действительность. В частности, он определяет библейские тексты как плод художественной деятельности: «Поэтическое воспроизведение выхода человека за пределы собственной эволюции можно увидеть в библейском повествовании о вкушении плода с дерева познания добра и зла».

Это преодоление человеком эволюционных границ, согласно Добржанскому, заключалось в том, что предки человека были всего лишь животными, не ведающими добра и зла, греха и добродетели, но на определенной ступени своей эволюции «человечество стало способно отличать правильное от неправильного, добро от зла. Традиция называет это Падением Человека. Человек пал, когда впервые он стал способен свободно преступить и преступил этическое предписание. Однако тем же самым актом человек возвысился над уровнем животности. Человек восходил, не падал». Тем самым человек из просто животного стал этическим животным.

По Добржанскому, христианская теология использовала идею, унаследованную от иудаизма и философов эллинистической эпохи, о существовании золотого века в начале мира и последовавшей за ним регрессивной эволюции. В действительности появление человека на мировой сцене «было прыжком вперед в истории космоса. Грех, злодеяние, преступление, нарушение может случиться с существом, которое осознает себя и природу своих действий. Человек такое существо, но его предки таковым не были».

Возражая идеологам «биологической» природы человека, Добржанский вновь противопоставляет религиозное и эволюционное понимание и объяснение человека: «Как оптимистический тезис, что человек по существу добр, так и пессимистический антитезис, что он пал и развращен, предшествовали научной биологии и антропологии. Великие религии, в особенности Христианство, усвоили как тезис, так и антитезис, первый как часть доктрины Первородного Греха, второй – Божественной Милости. Есть ли у науки что-либо, что можно было бы добавить к этим древним человеческим проникновениям? По крайней мере, она может поместить их в контекст некоторых хорошо обоснованных открытий, которые предполагают, что человек не предопределен своей «природой» быть хорошим или плохим, но может стать тем или другим в зависимости от обстоятельств». Таким образом, согласно Добржанскому, человек не запрограммирован биологически стать альтруистом или эгоистом, святым или грешником, героем или трусом, тружеником или лентяем. Он обладает возможностью стать кем угодно, ибо адаптивность человека «основывается на замечательной открытой бесконечности образцов поведенческого развития».

Разумеется, человеческая биологическая природа во всем ее разнообразии несовершенна. Но именно наука позволяет не только устранить такие очевидные для всех биологические минусы, как наследственные болезни, но и усовершенствовать в будущем биологическую природу человека, приобрести желаемые качества и способности при должной осторожности и мудрости. Добржанский был убежден, что эволюция жизни и эволюция человека не завершилось, и человек все еще остается «незаконченным экспериментом». Принципиальная разница между научным и религиозным подходом к человеку состоит в ответе на вопрос о том, чей это эксперимент. «Последователи религиозных традиций верят, что вселенная есть деяние Господа. Однако человек открыл, что оба эксперимента продолжаются, и что он сам призван в них участвовать, помочь их осуществлению. В рамках ограничений, налагаемых законами природы, человечество может сделать все от него зависящее, чтобы сформировать свое будущее в соответствии со своими представлениями о добре и красоте».

Концепция Тейяра де Шардена представляет собой как бы зеркальное отражение концепции Добржанского. На первый взгляд, эволюционная концепция Тейяра тоже опирается на науку, а не на религию. С помощи науки и, по меткому замечанию Добржанского, красивого французского языка Тейяр обосновывает, доказывает, убеждает. Но вся конструкция и замысел, сама основная идея Тейяра все же глубоко религиозна: человек в своей эволюции направлен к «точке Омега», к слиянию с Богом. Тем самым эволюция человека, по Тейяру, закрыта и конечна, представляя собой «христогенез». У Добржанского же эволюция человека потенциально бесконечна, открыта и не направлена к некоей заранее установленной конечной цели.

В концепции Тейяра достижение «точки Омега» предопределено и как бы изначально запрограммировано. Добржанский, напротив, полагал, что эволюция человека вероятностна и многовариантна, несет в себе огромный спектр возможностей в будущем. По Тейяру, человек фактически не мог не появиться. По Добржанскому, мог и не появиться, хотя эволюционная тенденция, ведущая к возникновению человека, конечно, была. По Тейяру, человек не может не достичь (в конечном итоге) «пункта Омега». У Добржанского неизвестно, достигнет ли человек какого-либо пункта вообще, и если все же достигнет, то какого именно. В этом смысле, с одной стороны, концепция Добржанского более трагична, но с другой – и более человечна. Человек не выполняет ничьего задания; он не просто стрела, устремленная в будущее к заданной точке (Омега), он – стрела, которая в своем полете сама определяет, пусть и с участием обстоятельств, эту точку, каждый раз вновь и вновь задает ее для себя, ставит пред собой как цель.

Общая особенность теорий Тейяра де Шардена и Добржанского, состоящая в том, что они не являются только или чисто научными, порождала и порождает их недопонимание или непонимание. Поскольку обе концепции претендовали на синтез науки и религии, в котором результаты и данные науки определенным образом соединены, «сплавлены» с религиозными и философскими идеями, они были неоднозначно восприняты как учеными-эволюционистами, так и деятелями церкви и простыми верующими, не получив в итоге одобрения и поддержки. Ученых не устраивала вненаучная составляющая синтеза, теологов, религиозных философов и обычных верующих – напротив, ее научная часть. Отсюда и крайности прямо противоположных оценок синтеза Тейяра де Шардена.

Такое отторжение обеих концепций, как и безусловное неприятие церковью эволюционной теории как таковой удивляло и огорчало Добржанского: «Как иронично, что оппозиция эволюционной идее пришла в современные времена главным образом из религиозных кругов!» Сходное и, быть может, даже еще большее огорчение испытал и Тейяр де Шарден, который не только был отстранен на долгие годы от преподавательской деятельности, но и лишен возможности опубликовать свои теоретические работы, в том числе главный свой труд «Феномен человека» из-за запрета иезуитского ордена. Изъятие наиболее острых мест, предпринятое им в 1947 г., не приносит успеха. В конце сентября этого года Тейяр с горечью сообщает в одном из писем: «Неделю назад я получил уведомление от генерала ордена из Рима, запрещающего мне, со всеми принятыми формальностями, что-либо еще публиковать по вопросам философии и теологии». Осенью 1948 г. Тейяр направляется в Рим, пытаясь лично добиться разрешения у папской курии на публикацию если не самого «Феномена», то хотя бы его фрагментов под заглавием «Зоологическая группа человека», но безрезультатно. Даже посмертная публикация собрания сочинений Тейяра вызвала новые гонения, начавшиеся с изъятия книг ученого из библиотек семинарий и других католических учреждений в 1957 г. и указа ватиканской канцелярии во главе с кардиналом Оттавиани от 30 июня 1962 г., направленного на то, чтобы охранить католическую молодежь от воздействия тейяровской мысли.

Война против эволюционной теории

Это неприятие, а зачастую и самая настоящая идеологическая война против эволюционной теории и эволюционистов, включая Ч. Дарвина, продолжается и сегодня. В стремлении выкинуть теорию «происхождения человека от обезьяны» из школьных и университетских программ, религиозные деятели ортодоксальной церкви фактически объединились с представителями «научного креационизма» и «разумного замысла» (intelligent design). В этом отношении Россия уступает только одной стране – США, и, возможно, уже недалек тот день, когда дарвинизм, как и в царские времена, окажется под частичным цензурным запретом, а отечественные эволюционисты, как некогда и Дарвин, будут вынуждены прибегнуть к самоцензуре. Во всяком случае, стремление во что бы то ни стало воплотить в жизнь лозунг «плюс православизация всей страны» (правда, не провозглашенный официально, но явно входящий в комплект идеологии современной российской «элиты») представляет собой отнюдь не мифическую опасность.

Не удивительно, что не добилась успеха и третья модель синтеза – концепция Дж.С. Хаксли: попытка замены религии наукой в качестве религии. Сам Хаксли, не только всемирно известный ученый и активный популяризатор науки, но и «гражданин мира», первый генеральный директор ЮНЕСКО, убежденный в прогрессе человечества, определял свою позицию как атеизм. Хаксли публично заявлял, что не верит в персонифицированного бога ни в одном смысле из тех, в которых обычно используется это понятие. Вера в бога для него невозможна, ибо бог – всего лишь порождение человека. Он не раз писал о том, что для веры в сверхъестественное больше нет места. Успехи науки подвели человечество к такой стадии его эволюции, «на которой Бог больше не является полезной гипотезой». Все религиозные системы, находящиеся в кризисе, «выросли из человеческого неведения и беспомощности перед лицом внешней природы», но благодаря науке человек получил знания и контроль над природой.

Хаксли признавал, что не все причины существования религии исчезли. Но он считал, что такое положение напрямую связано с недостаточным развитием науки, с тем, что совсем незначительный прогресс достигнут в познании и контроле над «внутренней средой человека как вида» и устройством общества. Хаксли полагал, что именно эти две сферы станут основами для будущей науки, прогресс которой приведет к исчезновению и этих оснований религии. Но пока этот прогресс не произошел, Хаксли считал необходимым замену религии тем, что он называл сначала научным, а потом эволюционным гуманизмом, выступив как проповедник своего рода новой «квазирелигии». По мнению Хаксли, человек ХХ в. нуждался в новой системе религиозных верований. Такой системой, по мысли Хаксли, и является эволюционный гуманизм, который, как и все предыдущие религии, говорит человеку о его предназначении. Человек – «высшая форма жизни, произведенная эволюционным процессом на этой планете, последний доминантный тип и единственный организм, способный к дальнейшему основному продвижению или прогрессу. Знает он это или нет, желает или нет, он отныне главный фактор дальнейшей эволюции земли и ее обитателей. Другими словами, его судьба – реализовать новые возможности для всего земного сектора космического процесса, быть инструментом эволюционного прогресса на этой планете».

Употребление термина «инструмент» может создать впечатление, что человек в концепции эволюционного гуманизма Хаксли – всего лишь орудие некоего абстрактного, постороннего ему эволюционного прогресса. Однако, по Хаксли, это две стороны одной медали: «Наиболее священный долг человека, и в то же время наиболее великолепная его возможность, это возможность способствовать максимальному осуществлению эволюционного процесса на этой земле, что включает наиболее полную реализацию его собственных наследственных возможностей». Поскольку человек не может реализовать свои способности иначе как в обществе и через общество, его необходимость и его долг в том, чтобы помогать другим людям реализовывать их способности, а обществу в целом – сохранять и улучшать социальный порядок, способствующий такой реализации.

По Хаксли, эволюционный гуманизм снимает конфликт между религией и наукой, оставляя лишь противоречие между научным знанием и определенными религиозными системами. Более того, религия должна теперь соединиться с наукой, основываться на ней. Наука обеспечивает все увеличивающееся знание и понимание, через эволюционную биологию объясняет природу человека, дает религии более полное понимание судьбы человека.

Нетрудно заметить, что в данном случае у Хаксли речь идет о его же собственной новой религии – эволюционном гуманизме. Предыдущие же традиционные религии остаются в конфликте с наукой. В кооперации между будущей наукой и будущей религией Хаксли отводил последней подчиненную роль, поскольку именно наука будет определять, какие проявления религии «интеллектуально допустимы и социально желательны» с точки зрения человеческого прогресса.

Хаксли пишет о религии как о «социальном органе», призванном решать проблему судьбы человека, его роли в мироздании и того, как ему сыграть эту роль. При такой трактовке под понятие религии подпадают и верования гаитянских вуду, и католицизм, и фашизм, и сталинский социализм. Религии превращаются в «системы отношения, при котором знание может быть сочетаемо с идеалами и вообразимо сплавляться с нашими глубокими духовными эмоциями, образуя стабильный остов чувств и верований, которые в свою очередь будут влиять на поведение и помогать определять моральное и практическое действие».

Аргумент, который, по замыслу Хаксли, должен объединять его новую религию – эволюционный гуманизм – со старыми религиями, состоящий в том, что все религии, науки и философии являются «творениями человека, и боги продукты человеческого ума в той же степени, что и научные законы природы», недостаточен. После дальнейших пояснений Хаксли он приобретает обратный, разъединительный смысл.

Хаксли указывает на то, что в исторических религиях боги играют роль донаучных понятийных конструкций, спекуляций воображения, призванных дать объяснение постигаемым природным явлениям. Эволюционный гуманизм базируется на научных понятиях и с этой точки зрения религией быть не может, в противном случае религия и наука просто бы совпадали. Единственная сходная черта эволюционного гуманизма и религии – претензия на то, чтобы быть руководящей силой, то есть идеологией. Но эволюционный гуманизм, дающий, по Хаксли, человеку руководство и вдохновение для дальнейшего развития, базируется на научном знании и потому противостоит историческим религиям. Став в результате предыдущей биологической эволюции определяющей и направляющей силой всей биологической эволюции на Земле, включая свою собственную эволюцию, человек занял место прежних богов. Разумеется, такая «религия», так же как концепции Тейяр де Шардена и Добржанского, просто не могла быть принята религиозными кругами.

Таким образом, ни одна из трех концепций не смогла объединить науку и религию, верующих и неверующих, теистов и атеистов. Попытки синтеза ни Тейяр де Шардена, ни Добржанского, ни Хаксли не удовлетворяли ни одну из сторон, для которых он был предназначен, поскольку ни одна из сторон не получала от него того, что хотела получить – своего господства, да и сам «синтез» все-таки таковым не являлся. В основе же противоречивых и драматических поисков всех трех ученых лежало одно и то же чувство необъятности Вселенной и единения с ней, а также искреннее желание сделать человеческую жизнь лучше и человечнее.

Вздох угнетенной твари

В то же время все три опыта экспансии эволюционной теории за пределы познания и объяснения собственно биологической эволюции выявили характерную именно для XX в. черту соотношения науки и религии, лишь усилившуюся в начале XXI столетия при кажущемся ренессансе религии, в частности в России. Религия, этот «вздох – угнетенной твари», несмотря на все попытки ее модернизации и адаптации, занимает всю ту же «экологическую нишу», что и прежде, и никакую другую занимать не способна – она находится на своеобразной периферии человеческого мышления и деятельности, там, где человек еще не стал полноценным, разумным, свободным и ответственным существом, или вновь перестал быть им, где он все еще является рабом обстоятельств и неподвластных ему сил, включая его собственные, то есть на той границе, до которой человек (и наука вместе с ним) дошел в постижении и преобразовании мира в человечный мир и самого себя в человечного человека. При этом религия в принципе давно потеряла свой священный статус и образ, став всего лишь одним из бесчисленных объектов науки и, что еще хуже для ее будущего, таким же пройденным этапом в недавней эволюции человека, как лапти или свечка. Приходится признать, что, например, в России граждане бывают вынуждены зажигать свечи, но не из исконной любви к ним и не из религиозной экзальтации, а потому, что по неизвестной и еще непонятной для них причине в их домах погас электрический свет.

В своем дневнике Добржанский не раз благодарит Господа за то, что жив и еще может заниматься наукой. Не исключено, что если бы у докторов, наблюдавших и лечивших Добржанского, было больше возможностей, и благодаря их усилиям и умениям его жизнь была бы продлена, да не на год или два, а на десяток-другой лет, в дневник были бы записаны строчки со словами иной благодарности.

Исследование выполнено при поддержке Российского Гуманитарного научного фонда (номер проекта 06-03-00533а) и Maison de Sciences de l’Homme

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Dobzhansky Th. Genetics and the origin of species. N. Y.: Columbia University Press, 1937.
Dobzhansky Th. Evolution and Man's Self-Image // Evolution Anthropology, Physical. London, 1975. P. 189–220.
Huxley J. Essays of a Biologist. London: Chatto & Windus, 1923.
Huxley, J. Religion without Revelation. New York and London: Harper & Brothers, 1927.; London: C. A. Watts & Co., 1967.
Huxley J. What Dare I Think? London: Chatto & Windus, 1931.
Huxley, J. The Uniqueness of Man. London: Chatto & Windus, 1941.
Huxley J. S. Evolution, the Modern Synthesis. L.: George Allen and Unwin, 1942.
Huxley, J. Evolutionary Humanism. Melbourne: AIIF, 1954.
Huxley J. Essays of a Humanist. London: Chatto & Windus, 1964.
Huxley, J. Introduction // Pierre Teilhard de Chardin. The Phenomenon of Man. London: Collins, 1959. P. 11–28.
Teilhard de Chardin P. Le Phnomne humain. Paris: Ed. du Seuil, 1955.
Arnould J. Les crationnistes. Paris: Les dition du Cerf, 1996.
Arnould J. Teilhard de Chardin. [Paris]: Perrin, 2005.
Birx H. James. Interpreting evolution: Darwin & Teilhard de Chardin. Buffalo, N.Y.: Prometheus Books, 1991.
Intelligent design creationism and its critics: philosophical, theological, and scientific perspectives / Pennock, Robert T. Ed. Cambridge, Mass.; London: The MIT Press, 2001.
Lecourt D. L’Amrique entre la Bible et Darwin. Paris: Presses Universitaires de France, 1992.
Воронцов Н. Развитие эволюционных идей в биологии. М.: Изд. Отдел УНЦ, до МГУ, Прогресс-Традиция, АБФ, 1999.
Галл Я. Джулиан Соррелл Хаксли. 1887–1975. СПб.: Наука, 2004.
Гинзбург В. Вера в Бога несовместима с научным мышлением // Поиск, 1998, № 29–30, 18–24 июля.
Грекова Т.И. О вере и неверии людей науки // Дни медицины и биологии в Петербурге. СПб.: б/и, 1998. С. 201–211.
Конашев М.Б. По ту и по эту сторону океана (Феодосий Григорьевич Добржанский: 1900-1975) // Выдающиеся отечественные биологи. СПб, 1996. Вып. 1. С. 45–58.
Конашев М.Б. Наука и религия: Ф.Г. Добржанский // Зарубежная Россия. 1917-1945. Сб. статей. Кн. 3. СПб.: Лики России, 2003. С. 160–167.
Конашев М.Б. Наука и религия: Дж. Хаксли и Ф.Г. Добржанский // И.С. Шмелев и духовная культура православия. IX Крымские международные Шмелевские чтения. Сборник материалов международной научной конференции. 12–16 сентября 2000 г. Симферополь: Таврия-Плюс, 2003. С. 329–337.
Конашев М.Б. Чарльз Дарвин и цензура в России и Англии в XIX веке // Цензура и доступ к информации: история и современность. СПб.: Изд-во РНБ, 2005. С. 31–32.
Мочалов И.И. в.И. Вернадский и религия // ВИЕТ, 1988, № 2. С. 36–44.
Обращение Санкт-Петербургского союза ученых к научному сообществу // http://www.polit.ru/science/2007/03/13/obroschenie.html
Разин А.В., Разин С.В. Союз науки и религии в современном мире вряд ли возможен // Вестн. РАН, 2004, Т. 74, № 9. С. 796–801.
Сайт Санкт-Петербургского отделения Российского гуманистического общества «Светский гуманист»: www.humanism.al.ru
Старостин Б.А. От феномена человека к человеческой сущности // Тейяр де Шарден П. Феномен человека. [Пер. c фр. Н.А. Садовского]. М.: Наука, 1987. С. 3–36.
Степанов в.М. Союз религии и науки – программа XXI в. // Мир в III тысячелетии. Диалог мировоззрений: Материалы 5-го Всерос. науч.-богослов. симпозиума, 15–16 июня 1999 г. Н.Новгород: Изд-во Волго-Вят. акад. гос. службы, 1999. С. 83–88.
Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Наука, 1987.
Шрейдер Ю.А. Христианство как путь выхода науки из кризиса // Истина и жизнь, 1993, № 5. С. 27–28.

Михаил Конашев, «В МИРЕ НАУКИ» № 6-2007

Ваш комментарий:
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии. Чтобы оставить комментарий, необходимо авторизоваться.
Вернуться к списку статей