Венчур из первых рук

Осенью 2004, на V венчурной ярмарке, мне довелось встретиться с Франклином (Питчером) Джонсоном (Franklin (Pitcher) Johnson) – легендой венчурного инвестирования, одним из основателей американского биотехнологического гиганта Amgen и знаменитой Кремниевой Долины, главой фонда Asset Management, и с Джоном Сингером (John Singer) – главой британского венчурного фонда Advent International. Они поделились своим видением развития технологического сектора в России и дали несколько практических рекомендаций разработчикам. Это было не интервью, а скорее разговор, и кому принадлежит каждая фраза, выделить просто невозможно, тем более что в беседе участвовали и другие инвесторы.

– Чем отличается ситуация с венчурным инвестированием в России от других стран?

– Во-первых, хотелось бы сразу опровергнуть миф о каком-то особом пути развития венчура в России. Правда состоит в том, что проблемы есть и в других странах, и на этом фоне ситуация в России складывается довольно успешно. Не все, конечно, идет так быстро и гладко, как хотелось бы, да и государство могло бы проводить более четкую и продуманную политику, но стоит вспомнить хотя бы Испанию, где было разворовано 85% средств, выделенных на государственную программу развития венчура, чтобы понять, что в России не все так плохо. В этом отношении испанский опыт во многом поучителен, там те же самые проблемы. В этом смысле России не нужно ощущать себя какой-то особенной.

Еще один миф – о важности зарубежного инвестора. В Европе 92% всех денежных средств были собраны на внутреннем рынке. Главное, чтобы в этот сектор пришли именно российские деньги. Для примера можно взять Израиль: в последнее время там принято несколько довольно удачных программ, которые может скопировать и Россия. Они собрали в фонд 20 млрд. долларов и инвестировали по 2 млрд. в год; вы сможете сделать это здесь меньше чем за 10 лет. Тем более что их изначально не очень интересовали инвестиции в технологии, они занимались реформой ЖКХ и т.д.

– Что может сделать правительство, чтобы стимулировать этот процесс?

– Я лично не верю в роль правительства. Единственное, что они могут сделать – это ускорить процесс. В США тоже не все шло гладко. Конгресс принял решение, что в стране слишком много крупных предприятий, и начала работать программа по стимулированию предпринимательства. Правительство выдавало сумму в три раза большую, чем вы могли бы поднять в частном порядке, и под более низкий процент. Но произошло следующее: появилось слишком много малого бизнеса. Правительство выдавало деньги, но инвесторы теряли их быстрее, чем выдавало государство.

Вопрос о модели не так уж принципиален. Есть разные модели, но секрет в том, чтобы не вмешиваться в те решения, которые принимают венчурные инвесторы. Пускай они падают, встают, набивают себе шишки, но у них появляется навык самостоятельного инвестирования.

Проблема России в том, что инвесторы, опасаясь потерь, ищут всяческие поводы НЕ ИНВЕСТИРОВАТЬ, тогда как зарубежные венчурные капиталисты ищут возможности для инвестиций. Я прочитал инвестиционные меморандумы нескольких российских фондов, и главное, что там оговаривается, по моим впечатлениям – это поводы, чтобы сказать «НЕТ».

Хотя понятно, что инвесторы пытаются приспособиться к системе. Делать какие-либо выводы еще рано: средний венчурный фонд создается на пятилетний срок, и многие российские фонды уже закончили начальную стадию – посев (вложение денег в проекты), и вот-вот должны взойти цветы – новые технологические фирмы. Но когда они взойдут, все, что им нужно для развития – солнце и дождь. Можно, конечно, использовать удобрения – государство.

Нужна система, чтобы передавать деньги, а главное – опыт. И главная роль правительства состоит именно в том, чтобы сформировать такую систему. Причем если разработчик не получает инвестиций у себя в стране и пытается привлечь иностранного инвестора, у того в первую очередь возникает правомерный вопрос: почему россияне не инвестируют в вашу разработку?

Причем это проблема не только России, когда венгерская или английская компания обращается к американскому инвестору. Он ее спрашивает: почему вы не ищете деньги у себя?

Кстати, Россия не является исключением. В Испании государственные средства были попросту разворованы, и программу выручили только институциональные инвесторы. Финансирование государством венчурных программ должно быть беспроцентным. Израильское правительство посчитало, что, вложив 10-20 млн. долларов, оно получит 200 млн. в налогах и прибылях.

– Какие, по-вашему мнению, еще существуют в России заблуждения по поводу венчурного бизнеса?

Самое большое и главное заблуждение, что начало венчура – ДЕНЬГИ. На самом деле венчурный капитал – это не финансы, наоборот, финансы – это всего лишь часть венчурного капитала. Главное – это те навыки, которые может предложить венчурный инвестор: как создать команду, как лучше организовать маркетинг. Венчурист должен быть своеобразным тренером.

Главный вопрос, который нужно себе задавать, когда вы входите в бизнес: как вы будете из него выходить? А в России этот механизм пока четко не прописан, и это останавливает очень многих венчурных инвесторов.

– Скоро ли в России появятся бизнес-ангелы, готовые инвестировать личные накопления в технологии?

Этот вопрос лучше задать российским бизнесменам: стоит ли им покупать европейские футбольные клубы или лучше направить эти деньги на развитие новых технологий в России.

Бизнес-ангелы, на самом деле, делятся на два типа: первый – это реальный предприниматель, имеющий какие-то деньги, как правило, не так много. Он связан с какой-то конкретной компанией, знает, что ему делать, он может поделиться своим опытом, как правило, бесплатно. Может даже сделать какие-то начальные инвестиции, чтобы обозначить свой интерес.

Другой тип бизнес-ангелов – это преуспевшие люди, для которых инвестиции в технологии – это способ продлить свое существование в качестве активного бизнесмена. Но общее у них то, что оба они больше ориентированы на личные и неформальные отношения.

– Какой из факторов является самым важным и служит залогом успешного сотрудничества между венчурным инвестором и разработчиком?

В любом случае, и это очень важно, речь идет о доверии. И инстуциональные инвестиции – это всегда конечный этап доверия. Если вас в проекте связывают только финансы, то это катострофа, вы должны быть ПАРТНЕРАМИ. Энтузиазм, энергия и здравый смысл совершенно необходимы.

Особенностью сегодняшней ситуации с инвестициями в биотехнологии в России является то, что сектор больше ориентирован на финансовую составляющую этого процесса. Но по мере развития этого процесса все большую роль должны играть навыки коммерциализации разработок, передача опыта. Венчурный капитал – это не только деньги, это активное участие и энтузиазм, которым венчурный капиталист заражает ученых.

Большинство работающих сейчас в России венчурных фондов имеет западное происхождение. А перелом наступит тогда, когда в российскую биотехнологию начнут инвестировать российские бизнесмены. Венчурный капитал только помогает процессу, но он – не главное действующее лицо. Главную роль играет правительство, которое ставит перед собой цель строить инновационную экономику и создает среду, которая стимулирует развитие технологий.

Один из собеседников рассказал замечательный анекдот:
Есть три способа расстаться с деньгами:
Женщины – это приятно,
Карты – это быстро, и
Венчурные инвестиции – это надежно.

Но проблема не в инвестициях и не в венчуре (и даже не в женщинах). Проблема, на мой взгляд, состоит в ограниченности российского руководства, которое мыслит линейно. Вложить – получить прибыль.…Такой уровень может позволить себе бизнесмен, перепродающий водку, тут большого ума не надо. Но так же действует правительство, выигрышем которого является эффективность и прибыльность экономики в целом, которое может регулировать систему и создавать условия, в которых бизнесу выгодно заниматься тем, в чем заинтересовано само государство.

Инвестируя в перспективные направления, оно в будущем может получить выигрыш по системе в целом в виде дополнительных налогов и прибылей в других отраслях, даже если конкретный технологический проект провалится. Другое дело, что нужно создавать эффективно работающий механизм, что бы инвестиции работали, а не разворовывались и не «осваивались».

И напоследок совет от Питчера Джонсона :

– Сейчас, имея колоссальный опыт управления венчурными проектами, что бы вы сделали в первую очередь, если бы только начинали?

Если бы я был ученым, желающим коммерциализировать свою разработку… Ну, во-первых, я бы нашел 2-3 единомышленника, которые бы занимались этим вместе со мной, я бы нашел инженера, который может превратить научные идеи в продукт. А параллельно с этим я бы нашел человека, который знает что-нибудь о рынке, чтобы он определил, что нужно рынку в данный момент, сказал бы, насколько моя разработка соответствует потребностям, и адаптировал мою разработку к рынку. Основная проблема развития российских инноваций кроется именно в маркетинге: у вас очень хорошие инженеры, но инженер не может создать продукт, отвечающий запросам рынка. А самое главное для успеха – создать именно тот продукт, который хочет купить потребитель.

Проблема российских ученых в том, что, разрабатывая новый продукт, они думают не о рынке а, о продукте, какую потрясающую вещь они придумали. Фокус состоит в том, что как только приоритетом становится рынок, вы автоматически начинаете думать, как лучше представить этот продукт на рынке, сделать его привлекательным и продать. Это может показаться тавтологией, но повторю: Маркетинг, Маркетинг и еще раз Маркетинг.

Следуя совету Питчера Джонсона, мы с начала этого года запускаем курс «Школа маркетинга» в рубрике «Лаборатория Бизнеса». И, конечно, максимально плодотворным наше взаимодействие станет, если вы будете не только читать, но и присылать свои проекты, которые мы сможем вместе дорабатывать и учиться коммерциализации на конкретных примерах.

Следите за обновлениями и пишите android@cbio.ru

Андрей Егоров, интернет-журнал «Коммерческая биотехнология» http://www.cbio.ru