Легальный укол в сердце

В 2002 году шестимесячной Александре был поставлен диагноз, который можно было назвать приговором. У нее был редкий врожденный порок сердца: сосуд, снабжающий кровью левый желудочек, у нее шел не из аорты, как полагается, а из легочного ствола, в результате чего в желудочек попадала не артериальная, а венозная кровь. К тому же крови туда попадало мало, желудочек работал на пределе возможностей, в результате чего увеличился в четыре раза. Он мог выбрасывать лишь толику того объема крови, который нужен организму для нормальной жизнедеятельности, а его стенки стали похожими на папирус.

Больным с такой патологией делают операции, «переставляя» сосуды правильно и уменьшая объем желудочка. Но нарастить стенки желудочка хирурги не могут, поэтому прооперированные больные не возвращаются к полноценной жизни. Четыре года назад известный кардиохирург Научного центра сердечно-сосудистой хирургии им. А. Н. Бакулева РАМН, академик РАМН Лео Бокерия впервые в мире провел операцию на сердце с применением стволовых клеток. После кардиопластики в стенки желудочка вкололи несколько десятков миллионов стволовых клеток (10 млн на килограмм тела). Стволовые клетки как раз и сыграли роль строителя стенок желудочка у Александры. А разработала такую клеточную технологию российская компания «Реметэкс». Сейчас Саша – практически здоровый ребенок, она не отстает в своем развитии от сверстников.

Стволовые поперли

Компанию «Реметэкс» создал в 1999 году самарский предприниматель Дмитрий Гольдштейн. По образованию физик, защитивший кандидатскую диссертацию на тему влияния низкотемпературной плазмы на поверхность полимеров, ученый и преподаватель в эпоху перемен вынужден был изменить науке ради семьи. Ее нужно было попросту кормить. Получив второе – экономическое – образование, Гольдштейн ушел в свободное плавание, стал заниматься финансовым консалтингом, реализовал ряд коммерческих проектов (к примеру, создал и потом продал пейджинговую компанию), на чем и заработал капитал. Как шутит Дмитрий, человек, разобравшийся с дифференциальными уравнениями, способен разобраться и с финансами, экономикой и рынками. «Поскольку ученый из меня все же не выветрился, я не оставлял мысли заниматься наукой, но уже на новом витке своей жизненной спирали», – рассказывает Дмитрий Гольдштейн. Но занялся уже не физико-химическими задачами, а биологическими и медицинскими. Оглядевшись, он решил, что одним из самых динамичных и перспективных наукоемких рынков может стать биомедицина, а конкретнее – клеточные технологии.

Стволовые клеточные технологии «поперли» после 1998 года, когда американские ученые Джеймс Томсон и Джон Герхарт выделили человеческие эмбриональные стволовые клетки и получили их первые линии (хотя впервые термин «стволовая клетка» был предложен еще в 1908 году русским ученым Александром Максимовым). Это научное направление развивалось столь стремительно, что не проходило и недели без сенсационных сообщений о новых достижениях. Конечно, возможность использования стволовых клеток, которые в организме являются своеобразными «запчастями», в случае надобности мигрирующими в места повреждений и образующими там новую ткань, было чрезвычайно заманчивым для разработки методов лечения многих заболеваний, в том числе не поддающихся традиционной медицине.

Ученые изучали эмбриональные клетки (клетки бластоцисты) и стволовые клетки взрослого организма (региональные), их способность дифференцироваться (превращаться) в нужные клетки. Пытались, и небезуспешно, выращивать сосуды, кожу, печень. Проводились многочисленные эксперименты на животных, которых с помощью стволовых клеток лечили от инфаркта, рака, перелома позвоночника.

Фантастические перспективы стали привлекать инвестиции. По словам Гольдштейна, в США в клеточные технологии инвестируется около 30 млрд долларов в год, причем половина средств идет из госбюджета. Однако серьезные ученые и бизнесмены понимали, что технология только тогда может иметь право на жизнь, когда она отточена до совершенства, безопасна, когда производство стандартизовано, а результаты предсказуемы. А это достигается годами кропотливой работы. Поэтому сейчас в мире (в США, Германии, Австралии) разрешено к практике лишь несколько клеточных технологий.

Гольдштейн понимал, что мелочиться тут нельзя. Если создавать лабораторию – то самую современную, по стандартам GMP. «На коленках», как делали это многие российские разработчики, клеточными технологиями серьезно заниматься нельзя, разве что для удовлетворения своих научных мечтаний. Лабораторию построили в одном из корпусов Российского онкологического научного центра РАМН, чье руководство, по словам Гольдштейна, «заточено» на инновации. Первоначальные инвестиции составили 3 млн долларов. Гольдштейн решил привлечь в инновационную компанию не только уже известных российских специалистов по клеткам, но и молодежь. Руководит направлением по клиническому внедрению технологий «Реметэкса» выпускник Первого меда 25−летний Дмитрий Шаменков, проявивший способности не только ученого, но и инновационного менеджера.

Первым направлением «Реметэкс» избрал кардиологию. «Это перспективная область, – говорит Дмитрий Шаменков, – поскольку, увы, в структуре смертности основная».

«Мы готовили технологию по всем правилам, – рассказывает Гольдштейн, – понимая, что технология должна быть стандартизованной. Мы должны были научиться гарантированно получать те клетки, которые нам нужны, хранить, культивировать и применять их так, чтобы это стало почти рутинным делом». Разумеется, были проведены все исследования в культуре, доклинические испытания. Клинические проводились в Научном центре имени Бакулева (договорились с Бокерия).

После случая с Сашей операции с применением стволовых клеток проводились на больных детях неоднократно. Затем было предпринято испытание на большой группе взрослых с тяжелой сердечной патологией – дилатационной кардиомиопатией, при которой в силу неясных причин часто происходит прогрессивное истончение миокарда. Эти больные стоят в очереди на трансплантацию сердца. Очередь движется крайне медленно: в России особые проблемы с донорскими органами и с практикой их применения. Можно, конечно, сделать такую операцию за рубежом, но на это потребуется до 350 тыс. евро.

Группе испытуемых вводили аутологичные (их собственные, предварительно выделенные из костного мозга, исследованные и размноженные) стволовые клетки через сосуды, ведущие к сердечной мышце.

Самый наглядный интегральный показатель эффективности такого лечения – изменение класса сердечной недостаточности. Если до трансплантации в самые тяжелые третий и четвертый классы входили все пациенты, то после лечения в четвертом классе (где было 60% пациентов) не осталось никого, в третьем – 32%, во втором – 59%, в первом – 9%. А первый класс – это практически здоровые люди.

«После этого исследования была составлена заявка на технологию – метод лечения заболеваний сердечно-сосудистой системы клеточными трансплантатами и способы их изготовления, которую мы направили в Росздравнадзор, – рассказывает Гольдштейн. – Росздравнадзор должен ее оценить, экспертный совет Росздравнадзора по клеточным технологиям – дать свой отзыв, и тогда наша технология может быть зарегистрирована. Я думаю, это разрешение будет важным сигналом для рынка, открывающим перспективу более качественного и легального применения клеток в клинической практике».

Сигнал рынку и капиталу

Впрочем, Дмитрий Гольдштейн полагает, что настоящим сигналом рынку станет регистрация 10─15 технологий, что, по его мнению, случится уже через пять лет или раньше. «Тогда проявится активность инвесторов, – говорит Гольдштейн. – Крупный капитал уже сейчас понимает, что на этом поле пора ставить вешки». Но капиталу нужны гарантии, что это пойдет, что технологии вышли на тот уровень, когда их внедрять можно как с точки зрения медицинской надежности, так и правовой защищенности. И хотя технологии отрабатывались уже давно, правового поля для их применения практически не было. В последние годы общественность не раз поднимала эту тему: ведь на волне фантастических открытий в области стволовых клеток появилось немало бизнесменов, безо всякой научной застенчивости «севших» на модного конька и получающих солидные прибыли. Новые медкоммерсанты пользовались правовым вакуумом: разрешено все, что не запрещено. «На перспективное поле бросились все кому не лень, – говорит Шаменков. – И поднялась такая пыль, что невозможно было разобрать, где серьезные разработки, а где шарлатанство. Мы хотим стать первыми цивилизованными игроками».

За годы дискуссий сложилось достаточно четкое представление, что нужно сделать для легализации клеточных технологий. Рекомендации были даны на одной из сессий РАМН, посвященных клеточным технологиям, проводились «круглые столы», обсуждения в Думе. В 2004 году появилась первая ласточка – приказ Минздрава об организации выдачи разрешений на применение медицинских технологий. Уже хотя бы стало понятно, куда идти, какие документы предоставлять и что получать взамен, чтобы обосновать свою деятельность.

Затем несколько компаний получили лицензии, но не на применение клеточных технологий, а на забор, хранение и транспортировку клеток – такое разрешение, в частности, есть у Гемобанка пуповинной крови («Эксперт» писал о нем, № 33 за 2004 год). «Реметэкс» же надеется получить первое в России регистрационное разрешение на применение клеточных технологий в области кардиологии.

«Реметэкс» подготовил еще как минимум четыре технологии, которые он собирается подать в Росздравнадзор на регистрацию. Они отработаны совместно с ведущими научными центрами страны: технологии по лечению заболеваний позвоночника – с ГУ НИИ нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко РАМН, в челюстно-лицевой хирургии – с Центральным НИИ стоматологии Росздрава, по гинекологии – с Московским медико-стоматологическим университетом Росздрава, по лечению ишемии нижних конечностей – с Российским научным центром хирургии им. Б. В. Петровского РАМН. Есть еще ряд разработок, которые касаются лечения кожных заболеваний, сахарного диабета, болезней Паркинсона и Альцгеймера. Ученые работают и над более сложными технологиями – использования генно-модифицированных стволовых клеток в качестве транспорта для доставки нужных веществ (к примеру, факторов роста) в место поражения тканей. Ну и о косметологии ученые не забывают, ведь этот рынок, как показывает нелегальная пока практика, может быть значительно более емким, чем кардиология и неврология вместе взятые. Интеллектуальная собственность компании защищена 16 патентами.

Одна из составляющих миссии компании – участие в формировании правового поля. Приказ Минздрава хоть и стал своеобразной реперной точкой, но его мало. Многие ученые неоднократно выступали за создание специального закона о клетках. Однако Дмитрий Гольдштейн считает, что даже внесение поправок в пять существующих законов («Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан», «О трансплантации органов и (или) тканей человека», «О донорстве крови и ее компонентов», «О временном запрете на клонирование» и »О лекарственных средствах») стало бы достаточной базой для законного применения клеточных технологий и надзора за этой сферой.

«Нужно четко регламентировать процедуру забора тканей и клеток (пока по закону частные компании этого не имеют права делать), – говорит Гольдштейн, – прописать порядок утверждения технологий. Вообще прописать, что является клеточным препаратом. Не прописаны пока лицензионные и сертификационные требования». Отсутствие таких требований может препятствовать получению лицензий компаниями, которые захотят использовать разрешенные технологии.

Ученые и депутаты предложили Минздраву создать рабочую группу для разработки и внесения нужных поправок, но Минздрав посоветовал создать такую группу при Думе. «Мы же рассчитывали на то, что, пока будут разрабатываться поправки, вноситься на обсуждение, – продолжает Гольдштейн, – Минздрав, как один из участников этой работы, хотя бы начнет регламентировать эту деятельность своими временными приказами, чтобы не затягивать на годы этот процесс». Пока ответного сигнала нет.

«Реметэкс» не случайно так озабочен задачей цивилизовать рынок: он хочет стать не только первым легальным игроком, но и крупнейшим. Первое разрешение позволит ему заключать лицензионные договоры или создавать совместные предприятия в регионах, где есть крупные кардиоцентры. Такая же практика будет продолжена в дальнейшем и по другим технологиям. Развитие предполагает расширение производства и научной деятельности, а для этого нужны более серьезные инвестиции, чем первоначально вложенные 3 млн долларов. «Это 10─50 миллионов долларов в зависимости от целей, которые будут уже оговорены со стратегическим инвестором, – говорит Гольдштейн. – Мы уже вели предварительные переговоры с ОАО РЖД, АФК 'Системой', 'Уралсибом'».

В частности, «Уралсиб» привлек PricewaterhouseCoopers для оценки компании, с ним обсуждается ряд возможных проектов. «Конечно, инвесторы не любят влезать в НИОКР, их больше устраивают готовые технологии, к тому же зарегистрированные, чтобы уже можно было их продавать, – говорит Дмитрий Гольдштейн. – Мы их понимаем и ведем работу в этом направлении. Но мне кажется, что в дальнейшем правильный инвестор будет вкладываться в том числе и в науку, чтобы быть первым парнем на рынке». Мировой рынок клеточных технологий, по некоторым оценкам, к 2010 году может составить 35─50 млрд долларов, российский – выйти на уровень нескольких сот миллионов долларов.

Галина Костина, «Эксперт» №21(515), 5 июня 2006