СПИД: в поисках надежды

На вопросы корреспондента Washington ProFile отвечает Леонид Марголис (Leonid Margolis), глава Отдела межклеточных взаимодействий (Section of Intercellular Interaction) Национального института здоровья ребенка и развития человека (National Institute of Child Health and Human Development), специалист по ВИЧ/СПИДу.

– Что можно сказать об эпидемии ВИЧ/СПИД, как глобальной проблеме?

– Эпидемия СПИДа сегодня занимает первое место по степени планетарной распространенности. В разных странах она проявляет себя неодинаково, но это не отменяет ее глобального характера. Американское здравоохранение имеет с ней дело практически с самого начала, так что многие ошибки, которые были допущены в ранней фазе эпидемии, уже преодолены. А вот в России вирус СПИДа появился гораздо позже, и там пока еще с ним ведут борьбу отнюдь не так эффективно, как хотелось бы.

В отличие от чумы, холеры или, допустим, гриппа, СПИД начинался как болезнь маргиналов – проституток, гомосексуалистов, в первую очередь наркоманов. Острой респираторной инфекцией может заразиться практически каждый, социальных различий она не признает. А вот про СПИД долгое время можно было думать, что это проблема неблагополучных слоев населения, приличных людей она не касается. Когда СПИД был выявлен в США, первое время общество, особенно истеблишмент, так к нему и относилось. Лишь потом инфекция захватила широкие слои населения. Но время было упущено, эпидемия успела стать настолько массовой, что обычные профилактические меры уже не помогали. Когда СПИД пришел в Россию – тогда еще в СССР – эта опасность уже была хорошо известна, но ее не приняли во внимание. Надо было сразу же начать самую серьезную пропаганду санитарных мер и защитных средств, возвести профилактику ВИЧ-инфекции на уровень государственной политики, организовать мониторинг распространения вируса – в общем, без промедления сделать то, что уже давно делали на Западе. К сожалению, на чужих ошибках редко кто учится.

– Существует много мифов о происхождении вируса СПИДа. Что говорит об этом наука?

– СПИД, конечно, возник естественным путем, все прочие гипотезы ничем не лучше утверждений о том, что Земля стоит на трех слонах. К человеку он перешел от африканских приматов, это сомнению не подлежит. Сконструировать его искусственно было бы просто невозможно, во всяком случае, на уровне современных биотехнологий.

В том, что вирус мигрировал к человеку от обезьян, нет ничего удивительного – так делают многие микроорганизмы. Вот самые свежие примеры: атипичная пневмония возникла в популяции кошачьих на юге Китая; «птичий грипп», как видно из самого названия, мы заполучили от пернатых. То, что вирус иммунодефицита сейчас не представляет особой опасности для многих видов африканских обезьян, тоже вполне понятно. Эти животные сосуществуют с ним многие тысячи лет, за это время или вирус ослабел, или организм обезьян научился лучше ему сопротивляться. Кстати, если в лабораторных условиях заразить этим обезьяньим вирусом азиатских приматов, то у них разовьется болезнь, очень похожая на человеческий СПИД.

Для человека вирус СПИДа очень патогенен, но на вопрос «почему?» пока, увы, с уверенностью ответить невозможно. Это очень серьезная научная проблема, над ней работают многие исследователи.

– Но какие-то гипотезы уже имеются?

– Конечно, и очень остроумные. Вот, скажем, такая. Возбудитель СПИДа бьет по тем клеткам человеческой иммунной системы, которые отвечают именно за сопротивляемость вирусным инфекциям. Наш организм отвечает на его агрессию усиленным производством тех же самых клеток и, так сказать, перенапрягается, иммунная система начинает работать вразнос и перестает защищать больного от других патогенов, которые в конце концов и приводят к его гибели. А вот у обезьян этого не происходит, их иммунная система обладает куда более высокой терпимостью к вирусу иммунодефицита и потому не реагирует так болезненно на его присутствие. Это не единственное объяснение, но оно вполне правдоподобно.

– Что можно сказать о новейших методах лечения СПИДа?

– К сожалению, ничего особо оптимистического. Несколько лет назад была создана, так называемая, «тройная терапия» ВИЧ-инфекции. Она основана на применении лекарств, которые атакуют ферменты, участвующие в цикле размножения вируса иммунодефицита. Сейчас к этой терапии пытаются добавить дополнительные компоненты, блокирующие вхождение вируса в клетки иммунной системы. Дело в том, что на внешней поверхности таких лимфоцитов имеются молекулы белков, которые «заякоривают» вирус и обеспечивают ему проход внутрь клетки. Есть вещества, которые не позволяют вирусу связываться с этими белками и тем самым препятствуют его внедрению в клетку. Эти новые лечебные средства пока проходят клинические испытания, в массовую лечебную практику они не вошли. А вот уже одобренные к применению препараты, с помощью которых осуществляется тройная терапия, страшно токсичны. К тому же их надо принимать буквально по часам, без пропусков и сбоев. Больным трудно соблюдать столь жесткий режим приема лекарств, и к тому же они дают множество опасных побочных эффектов.

– Обойти эти трудности никак не удается?

– Какие-то сдвиги есть. В последние годы пробуют отказаться от регулярного приема антиспидовых лекарств. Эти препараты, при всех их побочных эффектах, очень эффективны в том смысле, что снижают концентрацию вируса в крови больного до чрезвычайно низких показателей. Ключевой замысел модифицированной терапии состоит в том, чтобы принимать лекарства до достижения такого терапевтического эффекта, а потом на какое-то время делать перерыв, продолжая отслеживать уровень вируса. Если через какое-то время уровень вируса подскочит, надо возобновить прием лекарств, но если этого не произойдет, можно еще подождать. Сейчас вроде бы выяснилось, что этот метод себя не оправдывает, вирус быстро берет свое.

Но есть проблемы и посерьезней. На одну из них совсем недавно указал Роберт Силикано из Университета Джонса Хопкинса, очень серьезный вирусолог. Он уже давно занимается исследованием клеток, в которых прячется вирус иммунодефицита. Напомню, что наследственная информация вируса записана в молекуле РНК, при вхождении в клетку он ее копирует на ДНК-вые структуры, которые затем встраиваются в хромосомы. В некоторых клетках вирус размножается и выходит наружу, а вот в некоторых сидит тихо, никак себя не проявляя. Такие «молчащие» вирусы уничтожить в принципе невозможно. Любое лекарство атакует те или иные проявления вирусного размножения, которое в данном случае отсутствует, нельзя даже определить, что клетка заражена. Силикано обнаружил, что при вхождении в организм вирус обязательно хоронит себя в определенной группе клеток – и это правило, а не исключение. Для этого есть специальный термин – вирус «архивируется». Таких клеток в организме больного очень и очень немного, но они имеются. Было бы еще полбеды, если бы они просто существовали и никак себя не проявляли. Однако все дело в том, что время от времени они активируются и выпускают наружу размножившиеся вирусы.

Что из этого следует? Допустим, появятся лекарства, способные со стопроцентной точностью уничтожать клетки, в которых происходит пролиферация вируса. Предположим даже, что такие препараты будут вполне безвредны, хотя сейчас такое и представить себе трудно. Но ведь и по завершении курса терапии все равно сохранятся клетки с архивированным вирусом, каждая из которых будет биобомбой замедленного действия. Причем хуже всего то, что клетки эти чрезвычайно устойчивы: чтобы их число сократилось вдвое, должно пройти 72 года. Это означает, что уже зараженного человека сделать вновь здоровым невозможно, опасность возобновления патологического процесса сохраняется на протяжении всей его жизни.

Так что в случае ВИЧ-инфекции речь идет не о том, чтобы вылечить больного, а о том, чтобы не допустить его гибели и сохранить здоровье на приемлемом уровне. Это как с диабетом: современные лекарства не избавляют от него полностью, но все же, чаще всего, позволяют вести более или менее нормальный образ жизни. Как мне кажется, именно такую цель и стоит сейчас ставить и в борьбе со СПИДом.

– Каковы шансы на то, что удастся предотвратить инфицирование вирусом здоровых клеток?

– На поверхности одной из групп иммунных лимфоцитов (их называют «хелперами» – помощниками) есть белки типа CD-4, которые вирус использует в качестве меток или «якорей» – он их распознает и связывается с ними, а затем уже входит в клетку. Другие клетки не заражаются этим вирусом, так как их внешние мембраны лишены этих молекул. Это обстоятельство известно уже много лет. Но как-то сотрудник Национальных Институтов Здоровья, где работаю и я, Эдвард Бергер, вставил в геном мыши человеческий ген, который кодирует синтез этого белка. В результате CD-4 экспрессировался на поверхности мышиных клеток. Казалось бы, вирус СПИДа должен был заражать эти модифицированные клетки, однако ничего такого не произошло.

Бергера это заинтересовало, он стал заниматься этой проблемой, посвятив ей много лет. Тогда она больше никого особо не волновала, все рассуждали примерно так – ну, не хочет вирус человеческого иммунодефицита проникать в клетки мыши, так что же тут особенного, мало ли, какие у него есть на это причины, к лечению СПИДа все это отношения не имеет. Но Бергер человек упорный, он не отступился, разработал очень красивые методы наблюдения за процессами слияния вируса с клетками и, в конце концов, добился своего. Ему удалось выяснить, что для вхождения вируса в клетку он должен встретить на ее поверхности не только молекулу CD-4, но и еще одну молекулу иного рода, ее называют корецептором. Бергер за свою работу получил много наград, к этим исследованиям тут же подключились другие ученые. Сейчас уже известно, что этот корецептор бывает как минимум двух видов. В общем, процесс интеграции вируса иммунодефицита в клетку оказался куда сложнее, чем думали раньше.

– У этого открытия, вероятно, есть и практическая ценность?

– Просто огромная. Сейчас уже испытываются лекарства, способные атаковать молекулу корецептора, за которую цепляется вирус. Если эти испытания пройдут успешно, у медицины появится новое оружие против СПИДа.

Кроме того, известно, что некоторые люди лишены гена, который отвечает за производство одного из этих корецепторов. Их здоровью это совершенно не вредит, они во всех отношениях нормальны и при этом обладают стопроцентной невосприимчивостью к ВИЧ-инфекции. Носителей этой ценнейшей мутации немного – не более 1% представителей белой расы, у других же рас она полностью отсутствует. Это означает, что мутация появилась довольно поздно, уже после того, как расы разделились. Есть гипотеза, что сначала доля людей с этой мутацией была очень невелика и среди белых, однако она повысилась после какой-то массовой европейской эпидемии, которая, предположительно, не трогала таких индивидуумов или косила их в меньшей степени, чем остальных. Одно время много писали, что сохранению этой мутации помогла чумная эпидемия, которая поразила Европу в середине 14 столетия, но это не доказано.

– Если вирус СПИДа невозможно выгнать из уже инфицированного организма, значит ли это, что человечество от него никогда не избавится?

– К счастью, это не так. Вирус, как известно, передается по трем каналам: половым путем, через кровь и от матери к ребенку. Прекратить передачу первым путем пока не удается. С передачей по второму каналу борьба идет успешнее; во всяком случае, кровь для переливания во всех странах тщательно контролируется. Случаи заражения через переливание крови, как это было в 1980-х годах во Франции, сейчас почти исключены. Кстати, тогда пошел под суд французский министр здравоохранения, который, вместо того, чтобы закупить американскую тест-систему, ожидал, когда будет разработана отечественная, французская.

Что касается третьего пути, то вирус, действительно, может перейти от зараженной матери к ребенку, но с этим можно эффективно бороться. Плацента очень хорошо защищает плод от вирусной инфекции, так что он остается здоровым. Заражение происходит не в чреве матери, а в момент родов, скорее всего через рот, когда ребенок заглатывает плодную жидкость. Так что, если будущая мать начнет прием антивирусных препаратов всего лишь за месяц до родов, концентрация вируса в ее крови успеет снизиться настолько, что новорожденный почти наверняка не заразится. Ну, а здоровые люди могут предохраняться с помощью обычных профилактических мер, которые хорошо известны.

– Каковы шансы на появление вакцины против СПИДа?

– Вопрос, как говорится, на миллион долларов. Сегодня таких препаратов нет, и скептики утверждают, что эта ситуация сохранится и в будущем. С другой стороны, несколько вакцин находятся на стадии клинических испытаний. Нет никаких физических или биологических законов, из которых бы вытекал запрет на создание вакцин от ВИЧ-инфекции, однако и реальные успехи на этом пути пока отсутствуют. По моему субъективному мнению, сейчас есть больше шансов на то, что будут созданы эффективные микробициды – вещества, способные уничтожать вирус СПИДа при его попадании на слизистую оболочку. Если это удастся, такие вещества можно будет использовать в качестве активного ингредиента вагинальных и ректальных кремов, которые станут массовыми средствами противоспидовой защиты.

– А чем занимаетесь Вы сами?

– Исследования моей группы пока что не вышли за рамки фундаментальной науки. Наш организм синтезирует молекулы, способные связываться с теми самыми корецепторами, которые служат «якорями» для вируса иммунодефицита. Понятно, что если корецептор уже вступил в альянс с такой молекулой, вирус на него уже не сядет. Есть шансы, что производство этих молекул можно стимулировать с помощью других вирусов, которые для взрослого человека вполне безвредны. Вирусы-кандидаты уже известны, например, это один из возбудителей герпеса. Мы сейчас пытаемся отработать эту идею в лаборатории. Что из этого выйдет, покажет будущее.

Washington ProFile