Старая дева и скупой рыцарь. Инвестиции в высокие технологии глазами биолога

Часть 5. Пчелки и цветочки (Окончание. Часть 1 см. здесь.)

От росомах и медведей они отличались в основном тем, что носили штаны.
По крайней мере некоторые.
То есть некоторые носили, а некоторые отличались.
А. Сапковский.

Законы биологии во многом применимы к экономике. Здесь тоже быки бодаются с медведями, хомяки набивают защечные мешки, овцы щиплют траву, волки дерут с них шкуру, а шакалы шакалят то, что плохо лежит. Время от времени всем им наступает полный дефолт и другие экологические катастрофы, изменяющие направление эволюционного процесса.

Основу пищевой цепочки в экономике, как и в природе, составляют зелень и деревянные. Сырьем для их синтеза служат углеводороды и другие полезные ископаемые (в России это особенно выражено), но, в отличие от экологии, в экономике питательные вещества образуются и прямо из воздуха, и даже, в соответствии с уравнением Эйнштейна, из чистой мышечной и мозговой энергии. К сожалению, российский экономический климат не способствует переходу потенциальной энергии мысли в кинетическую и далее в материальные ценности.

Более половины капиталов венчурных фондов, действующих на территории России, принадлежит правительствам зарубежных стран, ЕБРР, Международной финансовой корпорации при ООН и другим некоммерческим организации. Они преследуют не столько экономические, сколько политические цели: снизить опасность утечки оборонных технологий и их разработчиков, показать русским, что такое инвестиции в хай-тек, ускорить превращение восточного базара в рынок, живущий по законам, принятым в цивилизованном мире. К тому же и государственным, и частным управляющим компаниям важнее закрепиться на российском рынке, чем получить сиюминутную прибыль. Неэффективность русских инноваций объясняется и этим, и еще множеством причин. Причем первая – отсутствие пороха – в их число не входит.

По внутреннему валовому продукту на душу населения Россия всего в три раза беднее самых богатых стран. Но отсутствие уверенности в стабильности экономики (на всех уровнях, от бабушки, хранящей в чулке пачечку стодолларовых купюр, до первых лиц государства) приводит к вывозу негосударственных капиталов и к накоплению государственного золотовалютного резерва – по его размеру (100 млрд. $) «бедная» Россия вышла на восьмое место в мире. Да еще в стабилизационном фонде накопила почти 18 млрд. у.е. Тратить эти деньги наше правительство скупится до последнего. А правительство США, по словам упомянутого ранее Н.Арзамасцева из Минпромнауки, за 20 с лишним лет потратило на венчурный бизнес 13 млрд. $ и получило с этого более 100 млрд. $ налогов – не считая прибыли и тех доходов, которые оно получило и получит в будущем от создания условий, привлекающих инвестиции в высокотехнологичное производство и науку.

Для слепого копирования чужого опыта нужно как минимум создать на пустом месте развитый фондовый рынок и вообще заселить Россию американцами, но принцип «если не знаешь, что делать, не делай ничего» – не более чем отговорка. Можно как минимум учиться на чужих ошибках. И на том, как двукратное увеличение в 1969 ставки налога на прирост капитала от операций с ценными бумагами в считанные годы подкосило американский венчур, и на упомянутом выше снижении доходов государства после того, как в США в середине 80-х отменили льготы для инновационных компаний, и на кризисе 2000-2001, когда искусственно раздутые цены на акции хай-тека за полгода упали в 2 раза.

Государство не может конкурировать с бизнесом по объемам финансирования и эффективности управления проектами, да у него и без этого много забот. Его дело – создать среду, в которой бы могла возникнуть эффективная саморегулирующаяся система, разработать правила игры и менять их в случае отклонений от намеченного сценария. Тянуть траву за верхушки не надо. Государство может выделить на это поле немного воды и удобрений – но много лет ограничивается разговорами, а делает другие Важные Государственные Дела.

На государство рассчитывать глупо. А можем ли мы рассчитывать сами на себя? Сколько раз я слышал примерно такие вопросы: «Вы же общаетесь с биотехнологами? Посоветуйте нам какой-нибудь выгодный проект – наши инвесторы хотят вкладывать деньги в биотехнологию, но не знают, во что именно»! И, с другой стороны, такие: «Вы же знакомы с инвесторами? Пусть они дадут денег на мой проект»! А когда начинаешь объяснять, что такое бизнес-план и что инвесторы рассматривают его, а не статьи и отчеты… Инвесторы не могут и не должны интересоваться научной новизной, актуальностью, практической значимостью и другими понятными разработчику аспектами его работы. В первую, вторую и третью очередь бизнесменов интересуют финансовые показатели, в которых ученые ничего не понимают. Если бы российские ученые могли переводить с научного языка на коммерческий, на обещанные обеими сторонами проценты я давно купил бы пару «Мерседесов». Впрочем, тогда стороны договорились бы и без меня – но для этого разработчикам необходимо вырваться из порочного круга, в котором для приготовления кроличьего рагу не хватает кошки и повара.

Чтобы продать результаты своих исследований, желательно планировать работу в соответствии с еще одной аксиомой бизнеса: «Надо не продавать то, что мы можем произвести, а производить то, что мы сможем продать». Хотя часто прикладной аспект и коммерческая ценность появляются в качестве побочного продукта жизнедеятельности ученых. Но для того, чтобы приготовить или сервировать этот продукт, нужны профессионалы-маркетологи – а также время и деньги, деньги, деньги!

По опыту западных фирм, 80% своего времени разработчик или инженер должен потратить на новую разработку, а 20% – на совместную с маркетологами работу по продвижению своего изобретения на рынок. Расходы на исследования и разработку изобретения, вплоть до момента получения патента, составляют в среднем лишь 5% всех затрат, необходимых для доведения его до коммерчески прибыльного продукта. Сами разработчики и их коллеги-эксперты могут оценить научную и даже прикладную ценность продукции, но деньги во всех их проявлениях, от маркетологического анализа до наличных – забота инвесторов и маркетологов. «Менеджеров по маркетингу» в России не меньше, чем было инженеров в РСФСР, но процессы микроэволюции у этого вида происходят быстро, и если нужда заставит, они быстро научатся разбираться в особенностях технических решений. А объясняться с инвесторами многие из них могут без словаря.

Инвесторов в России тоже много – в том числе и таких, у которых есть деньги, а не только печать и учредительные документы. И менеджеры, способные превращать идеи в золото, у нас тоже водятся в изобилии. Но они, как рыбы, ищут, где глубже и, как мухи, летят туда, где слаще – в соответствии с одним из основных законов природы: «Бизнес существует, чтобы приносить прибыль». Если максимальную прибыль дают финансовые пирамиды вроде МММ и ГКО, вкладывать деньги в эти игры с шулерами будут не только обманутые вкладчики, но и акулы бизнеса, которые понимают, что глотают отравленную наживку, но надеются вовремя сорваться с крючка.

Любой инвестор, даже самый белокрылый бизнес-ангел, на самом деле – скупой рыцарь, который не даст денег без расчета на прибыль, бОльшую, чем он сможет получить из других источников. В развитых странах в наукоемкие технологии инвестируют так много потому, что это – один из наиболее доходных способов вложения капиталов. В России средний доход от спекуляции недвижимостью составляет 60% годовых, но в технологии деньги тоже вкладывают – по той же причине, по которой в природе заняты все экологические ниши. Давление естественного отбора гонит биомассу из мест, где булки растут прямо на пальмах, в пустыни и льды. Кормиться инновационным бизнесом не труднее и не легче, чем сосать нефтяную трубу или доить украденные во время ваучеризации предприятия. Высокие технологии приносят меньший урожай, но любая сфера деятельности, дающая больший доход, чем проценты со вкладов в Сбербанк, не останется незаполненной – природа не терпит пустоты. И без вмешательства государства инвестиционный климат не изменится. Оно старается, как может – раздает нам маленькие пряники вроде снижения налогов и подгоняет девальвацией, деноминацией, дефолтом и другими кнутами, но воз движется душераздирающе медленно. А вожжи и овес наш кучер давно пропил.

Никто не сомневается в том, что России следует развивать высокие технологии, но на вопрос, как это сделать, ответов слишком много для того, чтобы выбрать самый правильный. Скорее всего, в той или иной степени правы все. Я не буду ни перечислять эти рецепты, ни анализировать их, ни тем более предлагать что-то свое глобально-макроэкономическое.

Что-то свое может предложить каждый, от младшего научного сотрудника до председателя совета директоров и совета министров. Тот, кто не в силах действовать в масштабах всей страны (министерства, фирмы, института, лаборатории), может дергать лапками в собственном ведре. Это позволит хотя бы не опуститься на дно.

За успех нашего безнадежного дела!

А. Чубенко
Интернет-журнал "Коммерческая биотехнология" http://www.cbio.ru/