Старая дева и скупой рыцарь. Инвестиции в высокие технологии глазами биолога
15.02.2005
4443
0
44430
Часть 4. Базис и надстройка (Начало см. здесь.)
Эту максиму приписывают Густаву Роберту Киргхофу, знаменитому в числе прочего введением в физику понятия «абсолютно черное тело». Теория суха, а древо жизни зеленеет прикладными работами. Основа развития технологий – государственная наука – в России инвестиционно не привлекательна ни с какой точки зрения.
В фундаментальной науке между открытием и его первыми практическими и тем более коммерческими результатами могут пройти десятилетия. О перспективах академической науки в России сказано много, особенно в конце 2004, после принятия Концепции Неучастия в ней государства. Возможно, без чистой науки мы сумеем обойтись, если наши ученые-прикладники подучат английский и найдут денег на оборудование, Интернет и подписку на специальные журналы. Для производства важнее практика, чем теория.
Но нашим ученым трудно продать результаты своего труда – и по объективным причинам, и из-за особенностей по-прежнему советского менталитета. Прикладная наука всегда считалась (а в условиях плановой экономики часто действительно была) наукой второго сорта. Три поколения советских ученых беспокоились о внедрении своих разработок только из честолюбия – премии за оформление авторского свидетельства и за внедрение изобретения были скорее моральным, чем материальным поощрением (и очень часто славу и деньги приходилось делить на восемь частей, включая семерых с ложкой).
А в сознании потенциальных покупателей лицензий еще не улеглось понимание того, что за интеллектуальную собственность, как за всякий товар, надо платить. Например, в каждой второй статье о ГМО повторяются упреки в адрес их разработчиков, которые продают свою продукцию без права использования урожая на семена и даже, во избежание злоупотреблений, выводят гибриды, не способные к размножению. Возражений о том, что даже в СССР сорта, выведенные традиционными способами, тоже являлись объектом авторского права (этот закон действует до сих пор и относится также к сортам, полученным методами генной инженерии), обвинители не слышат – ведь на практике это право десятилетиями не соблюдалось.
«Инвестируют не в предприятия и проекты, а в людей» – это одна из аксиом бизнеса. С кадрами, как и со многим другим, у нас плоховато. Вам не приходилось сталкиваться с отказом перейти из госНИИ на работу в коммерческую фирму – с приличным оборудованием, человеческими условиями труда и в несколько раз большим окладом – по причине того, что туда надо ходить каждый день и вкалывать, а не бездельничать? Мне – приходилось, и не раз. За десятилетия развала из науки ушли те, кто способен создать свою фирму (иногда – по основной специальности, а чаще – нет) или в силах делать R&D в такой фирме. Уехали те, кто хотел и мог уехать. У нашей науки нет денег, нет оборудования и мало ученых (именно ученых, а не научных сотрудников). Если когда-нибудь государство начнет не реформировать остатки российской науки, как собирается сейчас, несмотря на все протесты (тем же путем, которым в России удаляют гланды), а воссоздавать ее из руин, на это уйдут десятилетия – даже при неограниченном в разумных пределах финансировании.
Истории о том, как изобретатель NN et al. изобрел изобретение и теперь является главой процветающей компании, которая это изобретение производит, читать приятно. Очень часто это даже не «чистый» изобретатель, который смастерил какую-нибудь железяку, а университетский профессор, который 20 лет назад одним из первых занялся изучением какого-нибудь олигопептида или фермента. И практически всегда это – «у них», а не у нас. А если необходимо выбрать между американским «если ты такой умный, покажи свои денежки» и китайским «мудрый не бывает богатым», азиатский менталитет часто перевешивает – даже «у них» и тем более в России. Ученым пристало играть в бисер в башне из слоновой кости, а не делать бизнес и маркетинг.
Решиться на создание собственного предприятия ученому очень трудно, особенно в условиях современной России. Подробности, если хотите, спросите у тех, кто уже напился из этой чаши или продолжает морщиться, но хлебать, несмотря на все трудности. Такой знакомый есть у любого из вас, в крайнем случае – через вторые руки. К тому же ученый-исследователь и директор-бизнесмен – это абсолютно разные люди! Людей, которые умеют одинаково хорошо изобретать и продавать свои «ноу-хау», очень мало, так как это разные виды деятельности, каждый – со своей спецификой. Свести в счастливый союз разработчика и инвестора могут маркетологи обеих заинтересованных сторон – они-то между собой договорятся.
Маркетинг – это еще одно недостающее (в России) звено в эволюционной цепи от идеи к ее внедрению. Это самостоятельная наука (или искусство, или шарлатанство – не важно), а должности маркетолога нет ни в одном российском НИИ. В лучшем случае там есть патентовед, который еще не ушел в более хлебное место. Оценкой рынка, перспектив внедрения разработок, их продвижением в нашей науке заниматься некому.
Российские ученые довольно быстро научились писать заявки на гранты: они не слишком отличаются от обоснования плана НИР. А насколько они вообще представляют себе, чем инвестиции отличаются от грантов, видно на примере моей беседы с одним из участников V венчурной ярмарки. Что он предлагал проинвестировать – неважно, интересен предложенный результат: всего за N миллионов долларов разработчик купит оборудование, проведет НИОКР и маркетинг, а через n лет инвестор получит… отчет о НИР! Впрочем, его проект не совсем безнадежен. У этого парня есть главное – фирма, персонал и какой-никакой опыт работы. У большинства российских разработчиков нет и этого. Другой вопрос – сколько в России таких инвесторов, которые тратят или готовы потратить деньги на кота в мешке? Хотя в теории и в мировой практике именно такие проекты дают самые легендарные барыши.
Прибыльная компания в венчурных инвестициях не нуждается: венчурные деньги – один из самых дорогих видов финансирования. А новорожденное или даже еще не зачатое предприятие этой дорогой ценой платит за самое дорогое – надежду на будущее. Оно отдает в залог часть акций, имеющих фактически нулевую стоимость, в обмен на возможность благополучно пережить период повышенной младенческой смертности на этапах достартового и стартового финансирования и получить мощную поддержку на остальных этапах раннего развития.
Это «у них». В России венчурные фонды за 10 лет их работы практически не вкладывали денег в старт-апы. И они в этом не виноваты: в то, чего нет, ничего не вложишь. И тем более стремится к нулю объем достартового («посевного») финансирования. Оно предполагает в первую очередь наличие одновременно идеи (этого добра у нас хватает) и команды, которая при помощи управляющих инвестора сумеет выплыть в волнах частного предпринимательства. Вы знаете хоть одного российского завлаба со товарищи, которые для реализации своих разработок хотят и могут стать совладельцами будущей фирмы и бросить свою работу ради этого (в наших объективных политэкономических условиях) миража?
Окончание следует.
А. Чубенко,
Интернет-журнал "Коммерческая биотехнология" http://www.cbio.ru/
Нет ничего практичнее хорошей теории.
Эту максиму приписывают Густаву Роберту Киргхофу, знаменитому в числе прочего введением в физику понятия «абсолютно черное тело». Теория суха, а древо жизни зеленеет прикладными работами. Основа развития технологий – государственная наука – в России инвестиционно не привлекательна ни с какой точки зрения.
В фундаментальной науке между открытием и его первыми практическими и тем более коммерческими результатами могут пройти десятилетия. О перспективах академической науки в России сказано много, особенно в конце 2004, после принятия Концепции Неучастия в ней государства. Возможно, без чистой науки мы сумеем обойтись, если наши ученые-прикладники подучат английский и найдут денег на оборудование, Интернет и подписку на специальные журналы. Для производства важнее практика, чем теория.
Но нашим ученым трудно продать результаты своего труда – и по объективным причинам, и из-за особенностей по-прежнему советского менталитета. Прикладная наука всегда считалась (а в условиях плановой экономики часто действительно была) наукой второго сорта. Три поколения советских ученых беспокоились о внедрении своих разработок только из честолюбия – премии за оформление авторского свидетельства и за внедрение изобретения были скорее моральным, чем материальным поощрением (и очень часто славу и деньги приходилось делить на восемь частей, включая семерых с ложкой).
А в сознании потенциальных покупателей лицензий еще не улеглось понимание того, что за интеллектуальную собственность, как за всякий товар, надо платить. Например, в каждой второй статье о ГМО повторяются упреки в адрес их разработчиков, которые продают свою продукцию без права использования урожая на семена и даже, во избежание злоупотреблений, выводят гибриды, не способные к размножению. Возражений о том, что даже в СССР сорта, выведенные традиционными способами, тоже являлись объектом авторского права (этот закон действует до сих пор и относится также к сортам, полученным методами генной инженерии), обвинители не слышат – ведь на практике это право десятилетиями не соблюдалось.
«Инвестируют не в предприятия и проекты, а в людей» – это одна из аксиом бизнеса. С кадрами, как и со многим другим, у нас плоховато. Вам не приходилось сталкиваться с отказом перейти из госНИИ на работу в коммерческую фирму – с приличным оборудованием, человеческими условиями труда и в несколько раз большим окладом – по причине того, что туда надо ходить каждый день и вкалывать, а не бездельничать? Мне – приходилось, и не раз. За десятилетия развала из науки ушли те, кто способен создать свою фирму (иногда – по основной специальности, а чаще – нет) или в силах делать R&D в такой фирме. Уехали те, кто хотел и мог уехать. У нашей науки нет денег, нет оборудования и мало ученых (именно ученых, а не научных сотрудников). Если когда-нибудь государство начнет не реформировать остатки российской науки, как собирается сейчас, несмотря на все протесты (тем же путем, которым в России удаляют гланды), а воссоздавать ее из руин, на это уйдут десятилетия – даже при неограниченном в разумных пределах финансировании.
Истории о том, как изобретатель NN et al. изобрел изобретение и теперь является главой процветающей компании, которая это изобретение производит, читать приятно. Очень часто это даже не «чистый» изобретатель, который смастерил какую-нибудь железяку, а университетский профессор, который 20 лет назад одним из первых занялся изучением какого-нибудь олигопептида или фермента. И практически всегда это – «у них», а не у нас. А если необходимо выбрать между американским «если ты такой умный, покажи свои денежки» и китайским «мудрый не бывает богатым», азиатский менталитет часто перевешивает – даже «у них» и тем более в России. Ученым пристало играть в бисер в башне из слоновой кости, а не делать бизнес и маркетинг.
Решиться на создание собственного предприятия ученому очень трудно, особенно в условиях современной России. Подробности, если хотите, спросите у тех, кто уже напился из этой чаши или продолжает морщиться, но хлебать, несмотря на все трудности. Такой знакомый есть у любого из вас, в крайнем случае – через вторые руки. К тому же ученый-исследователь и директор-бизнесмен – это абсолютно разные люди! Людей, которые умеют одинаково хорошо изобретать и продавать свои «ноу-хау», очень мало, так как это разные виды деятельности, каждый – со своей спецификой. Свести в счастливый союз разработчика и инвестора могут маркетологи обеих заинтересованных сторон – они-то между собой договорятся.
Маркетинг – это еще одно недостающее (в России) звено в эволюционной цепи от идеи к ее внедрению. Это самостоятельная наука (или искусство, или шарлатанство – не важно), а должности маркетолога нет ни в одном российском НИИ. В лучшем случае там есть патентовед, который еще не ушел в более хлебное место. Оценкой рынка, перспектив внедрения разработок, их продвижением в нашей науке заниматься некому.
Российские ученые довольно быстро научились писать заявки на гранты: они не слишком отличаются от обоснования плана НИР. А насколько они вообще представляют себе, чем инвестиции отличаются от грантов, видно на примере моей беседы с одним из участников V венчурной ярмарки. Что он предлагал проинвестировать – неважно, интересен предложенный результат: всего за N миллионов долларов разработчик купит оборудование, проведет НИОКР и маркетинг, а через n лет инвестор получит… отчет о НИР! Впрочем, его проект не совсем безнадежен. У этого парня есть главное – фирма, персонал и какой-никакой опыт работы. У большинства российских разработчиков нет и этого. Другой вопрос – сколько в России таких инвесторов, которые тратят или готовы потратить деньги на кота в мешке? Хотя в теории и в мировой практике именно такие проекты дают самые легендарные барыши.
Прибыльная компания в венчурных инвестициях не нуждается: венчурные деньги – один из самых дорогих видов финансирования. А новорожденное или даже еще не зачатое предприятие этой дорогой ценой платит за самое дорогое – надежду на будущее. Оно отдает в залог часть акций, имеющих фактически нулевую стоимость, в обмен на возможность благополучно пережить период повышенной младенческой смертности на этапах достартового и стартового финансирования и получить мощную поддержку на остальных этапах раннего развития.
Это «у них». В России венчурные фонды за 10 лет их работы практически не вкладывали денег в старт-апы. И они в этом не виноваты: в то, чего нет, ничего не вложишь. И тем более стремится к нулю объем достартового («посевного») финансирования. Оно предполагает в первую очередь наличие одновременно идеи (этого добра у нас хватает) и команды, которая при помощи управляющих инвестора сумеет выплыть в волнах частного предпринимательства. Вы знаете хоть одного российского завлаба со товарищи, которые для реализации своих разработок хотят и могут стать совладельцами будущей фирмы и бросить свою работу ради этого (в наших объективных политэкономических условиях) миража?
Окончание следует.
А. Чубенко,
Интернет-журнал "Коммерческая биотехнология" http://www.cbio.ru/
Ваш комментарий:
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии. Чтобы оставить комментарий, необходимо авторизоваться.
Последние комментарии
